Каждое слово существует со своим ударением, когда человек узнает слово, он его узнает прямо вместе с ударением, и вот таким образом он и помнит. Больше, собственно говоря, ничего об этом сказать невозможно, практические, сведения, которые по этому поводу сообщаются как в школе, так и в университетах, дальше этого в громадном большинстве случаев не идут. Рассмотрим, на самом деле, легко ли проходит эта гипотеза о том, что в каждом слове и каждой словоформе каждого слова мы знаем ударение, потому что мы его запомнили уже с этим ударением. На цифрах, если взять достаточно большой словарь русского языка, скажем, обратный словарь, который соединяет лексику четырех основных толковых словарей русского языка, он содержит 125 тысяч слов. Некоторый подсчет показывает, сколько за этим количеством стоит словоформ. Значит, что мы помним около трех миллионов разных, не просто словоформ, а различных, внешне различных словоформ (т. е. без учета омонимов) с их готовыми ударениями? Нет, неверно.

В этом легко убедиться после небольшого эксперимента. Возьмем какое-нибудь слово из редких, или таких, которые не все знают, или значения которых не очень понятны, например, чилига. Что будет, если образовать родительный падеж, единственного числа от этого слова – чилига, вы затруднитесь с его ударением? Все с большой долей вероятности скажут, что в родительном падеже будет: нет чили́ги, без чили́ги, вот чили́ги, и т.д., что бы это ни значило. При том, что есть много шансов на то, что большинство читающих в первый раз в жизни слышат родительный падеж от слова чилига, а может быть даже и любой падеж слова чилига, и таких слов очень много.

С другой стороны, хорошо известно, что любому человеку в какой-то момент, время от времени приходится сталкиваться с новыми словами, которых он до сих пор не знал. Ну, если он их уже услышал, то он услышал их с ударением, а если он их в книге увидел, то вообще говоря, ему надо их прочесть вслух, то он должен поставить какое-то ударение. А как быть, если слово, допустим, пятисложное? В громадной большинстве случаев русский человек решает очень быстро, как поставить ударение в таком слове. Допустим палеозавр, все точно скажут, что нет плезиоза́вра, а не плезиозавра́ или плези́озавра и т. п., или маздеизм, для русского человека не составит труда поставить ударение - маздеи́зм. Таким образом, этих примеров достаточно, чтобы понять, что версия о том, что мы держим уже в готовом виде все три миллиона словоформ в памяти, не проходит.

Тогда может быть, в русском языке ударение всегда падает в любой словоформе на какой-то конкретный слог по счёту от начала или по счету от конца? Такое ведь вообще бывает, например, в французском языке или в татарском, всегда на последний слог, в латинском или венгерском всегда на первый слог, в польском всегда или почти всегда на предпоследний слог и так далее. Ясно совершенно, тут нечего доказывать, что в русский язык не подпадает ни под одну из этих рубрик. В русском языке этого рода ограничений нет. У вас, может быть, какое-нибудь слово выкристаллизо́вывается, а с другой стороны какое-нибудь слово перераспределены́, и ударение может занимать самые разные позиции в слове.

Есть языки, где место ударения зависит от того, каковы фонемы, входящие в состав данной словоформы или какие-то их различительные признаки. Например, особенность такой признака, как долгота гласных может играть роль в том, куда будет падать ударение. В латине ударение определяется именно правилом, в котором фигурирует долгота гласных и количество согласных. Опять-таки для русского языка это правило не работает, поскольку существует множество случаев, когда две словоформы или два слова совпадают и различаются только ударением, при том, что их фонемный состав одинаков. Примеры: го́рода (Р. п.), города́ (мн. ч.), за́мок и замо́к, во́лос (Им. п. ед. ч.) и без воло́с (Р. п. мн. ч.) и т.д..

Может быть верно хотя бы то, что если уж каким-то образом ударение в слове зафиксировано, то потом оно останется таким же при изменении слова в склонении или спряжении. Конечно, тоже нет, прекрасно известно, что при склонении и спряжении ударение может в русском языке может меняться: голова дает вам пример голова́, го́ловы, го́лову, голо́в, голова́ми, где ударение занимает все возможные позиции в разных словоформах.

Может быть, наконец, есть какие-нибудь морфемы, которые всегда несут на себе ударение? Суффиксы, например. Да, есть, действительно есть в русском языке такие суффиксы, которые всегда несут на себе ударение. Суффикс -ат-(ый), у прилагательных там, какой-нибудь горбатый, конопатый, бородатый, женатый, совершенно одинаковый, всегда, оказывается, будет ударение на -а́т-. Всегда, без исключения! Если говорить подобные примеры (-аст-(ый)), ряд довольно велик, но еще гораздо больше список морфем, где это не так, поэтому, если это и верно для небольшой части русских морфем, то для значительной большинства морфеем, совершенно, этой твердой привязки к тому будет ли на нее ударение или нет, нет. Суффикс -ов-(ый) для прилагательных: мак – ма́ковый, стол – столо́вый, снег – снегово́й, ударение и падает и не падает в зависимости от того, какое выбрано слово. В корнях как в слове голо́в, у нас будет и голова́, и го́лову, и голо́в, где опять-таки всевозможные ударения. Так что можно говорить, что в русском языке существуют такие морфемы, которые всегда несут на себя ударение, но они составляют только часть, и не очень большую часть общего набора морфем русского языка.

Ясно, что решение лежит на каком-то более сложном уровне, поэтому наука акцентологии в нынешнем состоянии нашла здесь основной путь решения, но он оказался непростым, и, конечно, ответы он умеет давать еще далеко не на все частные вопросы, но все-таки основные контуры главного направления решения сейчас определены. И вот, оказывается, когда мы задались таким вопросом, что для того, чтобы получить внятный ответ для современного русского языка, много целесообразнее приступать не прямо к данным современного языка, а сперва взглянуть на предшествующее историческое состояние, то есть заглянуть в более раннее состояние русского языка и потом лишь прийти к современному. То есть начать с древнерусского, а потом посмотреть, что происходило с его состоянием, потому что, как показывают соответствующие исследования, система ударения в древнерусском языке была гораздо более прозрачной, подчинялась гораздо более простым правилам, и эти правила соблюдались практически без исключений, тогда как для современного русского языка по ряду причин ситуация усложнилась. Причина состоит в том, что акцентная система древнерусского языка была, с типологической точки зрения, некоторой достаточно чистой системой, и этим объясняется сравнительная простота правил ее описывающих, тогда как для современного русского языка ситуация не такова. Современный русский язык находится в некотором переходном состоянии от системы древнерусской достаточно ясной и последовательной к некоторой другой системе далеко еще не достигнутой, которую можно себе представить, но дорога до которой для русского языка еще далека тем самым сейчас мы находимся в ситуации когда старая система меняется, но еще только частично новая система устанавливается, поэтому в массе случаев возникает биение между требованиями старой системы и новой системы, что и создает несравненно более сложную картину, чем при системе монолитной и одноуправляемой.

Откуда мы знаем, что там было? Частично мы знаем из более или менее прямых показаний памятникам, все остальное, конечно, есть продолжение этих показаний в виде некоторых конструкций, но, тем не менее, все-таки имеется достаточная степень уверенности, что если мы ошибаемся, то в частностях, а главное – улавливаем, также помогают и данные всех остальных славянских языков и индоевропейских, то есть это отчасти результат сравнительной реконструкции, но в значительной части просто констатация того, что мы наблюдаем в старых памятниках. Первый акцентуированный памятник, и очень богатый, очень мощный, просвещающий о древнем ударении – это Чудовский Новый Завет XIV века, не XI и XII, к сожалению, но все же достаточно древний, так что многое непосредственно засвидетельствовано и система нотаций ударения в этом памятнике чрезвычайно совершенна. Много более совершенна, чем в значительной части более поздних памятников.

Итак, поэтому временно отступим в древнерусский период XI-XIV века, и в особенности в его раннюю половину XI-XII века, поскольку в XIV веке уже, по-видимому, произошли некоторые частичные изменения.Картина древнего славянского ударения долгое время оставалась одной из самых тяжелых, сложных и запутанных частей славянского языкознания. Действительно, имела устойчивую славу чего-то безумно трудного, в значительной степени заслуженного, отчасти именно потому, что попытки построить какую-то общую теорию всегда приводили к чрезвычайно сложным результатам. Новая линия в развитии этих знаний связана с именем Христиана Станга, замечательного норвежского слависта, с его работами середины XX века, продолженная более всего в Москве, в московской акцентологической школе Илличом-Свитывичем и Дыбо. Эта линия сейчас явно дает наилучшие решения соответствующей проблематике. Она гораздо стройнее, и тем самым может быть изложена гораздо проще, чем теории 19-го, первой половины 20-го веков.

Для того, чтобы говорить о древнерусском ударении, кое-что надо напомнить из древнерусской фонетики. В большинстве случаев тут соответствия простые, но лишь один пункт необходимо отметить отдельно, это вопрос о редуцированных гласных, о том, что ъ (ер) и ь (ерь) были в древнерусском языке краткими или даже кратчайшими гласными, а не просто знаками твердости и мягкости, как в современном языке. Соответственно, везде, где имелся ер и ерь, это был лишний слог, и что дальше с ними происходили изменения, стоявшие в том, что часть этих ер и ерь прояснились, а именно ер дал о, а ерь дал е, а в другом случае они исчезли, или, как говорят в этом случае слависты, пали. Сильные ерь и ер – это те, которые потом превратились в обычные гласные, а слабые – это те, которые потом исчезли. Для акцентологии само существование редуцированных и их разделение на сильные и слабые оказывается существенным. Внешне редуцированные стояли везде на конце слова, где сейчас согласное, то есть какой-нибудь стол, мяч, ночь, хлеб и так далее, в древнерусском имели на один слог больше, за счет того, что последней согласный имелся еще ер, после твердых или ерь после мягких. Кроме того, эти редуцированные выступают в большой части случаев, где сейчас просто сочетание согласных: сънимать, съпустить и т. д.. Правило распределения слабости и силы между редуцированными тоже следует иметь в виду. Правило применяется справа налево к словоформе и состоит из двух пунктов: 1) Конечный редуцированной любой словоформы – слабый; 2) Неконечный редуцированный - сильной, если в следующем слоге стоит слабый редуцированный, во всех прочих случаях - слабый.

Зачем нужно знать разделение на сильные и слабые? Просто, чтобы правильно предсказывать, какие редуцированные изменятся в гласные, а какие исчезнут.